Бессмертный, ололо
Прочейтал я, значится, произведение аргентинского пейсателя Хорхе Луисовича Борхеса, называется - Бессмертный.
Вкратце - там про то, что есть где-то на земле река, воды которой даруют бессмертие. И типа вот так:
"Наученная опытом веков, республика Бессмертных достигла совершенства в терпимости и почти презрении ко всему. Они знали, что на их безграничном веку с каждым случится все. В силу своих прошлых или будущих добродетелей каждый способен на благостыню, но каждый способен совершить и любое предательство из-за своей мерзопакостности в прошлом или в будущем. Точно так же, как в азартных играх чет и нечет, выпадая почти поровну, уравновешиваются, талант и бездарность у Бессмертных взаимно уничтожаются, подправляя друг друга; и может статься, безыскусно сложенная «Песнь о моем Сиде» необходимый противовес для одного-единственного эпитета из «Эклог» или какой-нибудь сентенции Гераклита. Самая мимолетная мысль может быть рождена невидимым глазу рисунком и венчать или, напротив, зачинать скрытую для понимания форму. Я знаю таких, кто творил зло, что в грядущие века оборачивалось добром или когда-то было им во времена прошедшие& А если взглянуть на вещи таким образом, то все наши дела справедливы, но в то же время они совершенно никакие. А значит, нет и критериев, ни нравственных, ни рациональных. Гомер сочинил «Одиссею»; но в бескрайних просторах времени, где бесчисленны и безграничны комбинации обстоятельств, не может быть, чтобы еще хоть однажды не сочинили «Одиссею». Каждый человек здесь никто, и каждый бессмертный сразу все люди на свете. Как Корнелий Агриппа: я бог, я герой, я философ, я демон, я весь мир, на деле же это утомительный способ сказать, что меня, как такового, нет.
Этот взгляд на мир как на систему, где все обязательно компенсируется, повлиял на Бессмертных всемерно. Прежде всего, они потеряли способность к состраданию. Я упоминал заброшенные каменоломни по ту сторону реки; один из Бессмертных свалился в самую глубокую; он не мог разбиться и не мог умереть, но жажда терзала его; однако прошло семьдесят лет, прежде чем ему бросили веревку. Не интересовала их и собственная судьба. Тело уподобилось покорному домашнему животному и обходилось раз в месяц подачкою из нескольких часов сна, глотка воды и жалкого куска мяса. Но не вздумайте низвести нас в аскеты. Нет удовольствия более полновластного, чем мыслить, и именно ему мы отдались целиком. Иногда что-нибудь чрезвычайное возвращало нас в окружающий мир. Как, например, в то утро древнее, простейшее наслаждение: дождь. Но подобные сбои были чрезвычайно редки; все Бессмертные способны сохранять полнейшее спокойствие; один, помню, никогда не поднимался даже на ноги: птица свила гнездо у него на груди.
Одно из следствий этой доктрины, утверждающей, что нет на свете ничего, что не уравновешивалось бы противоположностью, имеет незначительную теоретическую ценность, однако именно оно привело нас к тому, что в начале, а может, в конце X века мы расселились по лицу Земли. Вывод, к которому мы пришли, заключается в следующем: Есть река, чьи воды дают бессмертие; а следовательно, есть на Земле и другая река, чьи воды бессмертие смывают. Число рек на Земле не безгранично; Бессмертный, странствуя по миру, в конце концов отведает воды всех рек. Мы вознамерились найти эту реку.
Смерть (или память о смерти) наполняет людей возвышенными чувствами и делает жизнь ценной. Ощущая себя существами недолговечными, люди и ведут себя соответственно; каждое совершаемое деяние может оказаться последним; нет лица, чьи черты не сотрутся, подобно лицам, являющимся во сне. Все у смертных имеет ценность невозвратимую и роковую. У Бессмертных же, напротив, всякий поступок (и всякая мысль) лишь отголосок других, которые уже случались в затерявшемся далеке прошлого, или точное предвестие тех, что в будущем станут повторяться и повторяться до умопомрачения. Нет ничего, что бы не казалось отражением, блуждающим меж никогда не устающих зеркал. Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозвратностью. Печаль, грусть, освященная обычаями скорбь не властны над Бессмертными"
Вот такие фишки у Борхеса. Я хотел было поделиться с вами какой-нибудь мыслью, однако не нахожу ее в своей башке. Получилось совсем как с фильмами братьев Коенов - интересно смотреть, однако не всегда понятно, нахер это было снято.
Так и тут - лично мне совершенно неясно, за каким ч0ртом это все было написано и что аффтар хотел сказать. Даже больше того - я не понимаю, как следует относиться ко всяким вещам в произведении. Например, вот эта фишка про пофигизм бессмертных, про страдания их - чего, казалось бы, им страдать? Столько всякого интересного в мире, мир этот постоянно меняется - пусть медленно, однако кому, как не бессмертным, следовало бы обзавестись бесконечным терпением? Отмазка типа "если б ты был бессмертным - понял бы, а так ты просто не в силах представить!!!" остается всего лишь жалкой и глупой отмазкой и не принимается в расчет.
Складывается многоякое ощущение - то ли аффтар счел мега-крутой мысль про "ништоневечьноподлуной" и радостно впопыхах за нее схватился, то ли он просто прикалывается, мастеря эдакий словесный экзерсис, то ли он ничего больше не смог извлечь из идеи, то ли смог, но приберег для какого-нибудь другого случа, а здесь решил поберечь силы - и этих толей ч0ртова пропасть.
Непонятно и такое - вот эта осмысленность жызни смертных якобы только потому, что им угрожает смерьть, она, казалось бы, обязательно должна была быть высказана - исходя из аффтаром показанной бессмысленности бессмертного бытия, однако же аффтарской задумки мы не знаем, то есть быть может бессмысленность была лишь способом доказательства "страшнойугрозысмерьти" как стимула всех человеческих деяний, ололо.
Я пытаюсь разобраться в причинах охватившего меня мыслительного ступора, однако до сих пор ни к чему так и не пришел. Чем-то произведение нехорошо, однако чем именно - я сформулировать не могу. Это меня огорчает, ибо я привык вербализовать все свои состояния и их причины, я это делаю для развития мозга, давно и на автомате. А тут - ни в какую.
Начать с того, что сама мысль об унылости бессмертных мне кажется боянистой - на эту тему уже отписывались тыщщу раз, где-нибудь в путешествиях Гулливера или еще какой книжке это обязательно уже было. То, что Борхес эту мысль обыгрывает по-своему, никак не сводит с нее клейма тухлого баяна.
Про то, что все события это всего лишь повторения либо предвестники, даже ничего не хочется и говорить - некоторые спят всю жизнь с одной и той же женой, однако залазят на нее все же регулярно, а те, кто постоянно разнообразят меню, по слухам испытывают не меньший интерес к каждой следующей, чем к десяти или ста предыдущих.
Дальше - показанно, что, дескать, каждый бессмертный может напейсать Илиаду или еще какую-нибудь могучую вещь, что смахивает на софистику или демагогию - я в последнее время путаюсь в этих понятиях, определитесь сами, на что больше смахивает. Получается так: может-то, конешно, каждый, но точно в такой же степени, в какой каждый из нас может стать чемпионом мира по чему угодно - стои лишь приложить соответствующие усилия. Можно пойти дальше и сказать, что, мол, раз оно так, то и не стоит себя утруждать и двигаться к чемпионству, ибо все мы априори чемпионы, но такое высказывание представлятся интересным лишь как анекдот, ибо тот факт, что из всех потенциальных чемпионом мира становятся реальными единицы - и это их становление каждый раз не случайно - показывает всю сферично-вакуумность таких рассуждений. Я, быть может, несколько путано объясняю, но думаю - основной смысл понятен: нет смысла говорить, сколько денег у тебя могло бы быть, если бы - сколько не разводи болтовню, больше их не станет.
Еще меня смутил эдакий вселенский бухучет - мол, предыдущие твои поступки нейтрализуют следующие и т.д. - и типа каждый человек может побывать как героем, так и подонком и мразью. Это в высшей степени странно, и тут надо бы разобраться - несмотря на несхожесть жызни бессмертных с нашей жызнью, становление их как личьностей должно бы все-таки произойти к тому моменту, как они стали бессмертными (напомню - для этого надо было то ли напиться, то ли искупаться в спецыальной реке). Является ли подонко-мразеватость свойствами человеческой личности или же они присущи им лишь постольку поскольку, и в разных обстоятельствах человек будет вести себя радикально иначе? Тут, как по мне, ответ неочевиден и, больше того, ни один из предложенных мной вариантов правильным скорее всего не является. Ясно, что на разные ситуацыи человек должен бы реагировать гибко, однако зрелая, здоровая психика вроде как у обычьных людей стабильна и резких вывертов не делает, а всего лишь проявляет разные грани себя. То есть, если человек, например, в обычной жизни искал себе многие наслаждения, он бы и обретя бессмертие должен был к этому стремиться, однако нет никакого упоминания о сластолюбцах, предающихся бесконечным увеселениям, ибо при возможности обретения щщастья, оно ощущается не как стабильно хорошее состояние (таковое быстро приедается), но как улучшение "потребительских свойств бытия", и чем значительнее сделанное улучшение, тем большее счастье чувствует человек. Бессмертный мог бы по крайней мере сделать целью своей жизни нахождение развлечений, поиск нового, либо нашел бы для себя некое удовольствие и искал бы способы предаваться ему со все растущей интенсивностью, тем более что непритязательность и уйма времени прямо к этому подталкивают. В любом случае, толпа людей должна была бы быть более разнородной - как в случае абсолютного невлияния бессмертия на психику, и тогда бы разные люди себя по-разному проявляли, так и в случае влияния, когда по-разному устроенные головы по-разному бы переварили обретение ценного дара, и те, кто, скажем, "готов" к получению бессмертия, интеллектуально и морально, приняли бы его с восторгом и использовали бы с пользой, а другие бы стали вот такими безвольными лузерами, каковыми были всю жызнь.
Если даже предположить, что обретенное бессмертие изменяет само существо человека, что и приводит к становлению его описываемым у Борхеса суицыдальным ленивцем (например, снижает восприятие всяких удовольствий или еще что), подводя их под единый ГОСТ, то такое допущение всего лишь сводило бы к минимуму всякую ценность комментируемого произведения, ибо если в чем-то она и заключалась, то только в некой отсылке в портрете человека бессмертного к человеку обыкновенному: типа мы, такие как мы есть, если нам всего лишь даровать бессмертие, будем представлять собой вот такое жалкое зрелище. Единственной вкусностью во всем этом оставалась бы труднооткапываемая мысль, что, дескать, без ограничений себя, без постоянной необходимости добывать пищу, без риска быть убитым и так далее, никакие удовльствия человеку в принципе недоступны, ибо все у него итак хорошо.
В таком случае вся притча представляет собой эдакую гиперболу, и придирчиво рассматривать текст на предмет поиска смысла буквального - вообще нет. Под буквальным я имею ввиду именно что представление ситуации такой, какой он описана, и представлять ее не нужно потому, что в таком виде она и не должна была нести никакой нагрузки, а типа смысл у нее исключительно аллегорический. Однако и такой текст содержит достаточно непрогрессивную мысль, хоть и вполне практичную: мол, чтобы получить удовольствие, нужно бы себя в чем-то урезать, и тогда конфеты буду вкуснее, девки сочнее, а солнце будет греть именно так, как нужно - ни больше, ни меньше, ибо лучшего ты от него никак не ожидал, а значит, результат все твои ожидания явно оправдал.
Такая позиция, конешно, очень полезна в жизни, но я скажу так: если идеал и недостижим, это не означает, что к нему не надо стремиться. Если и невозможно получать все больше всякого хорошего, не подвергая себя добровольным и не подвергаясь принудительным ограничениям, это не означает, что нужно прекратить стремление получать все больше и больше.
Примерно такое мое мнение. Ололо.
|
|
